Книга Одесский листок сообщает  - Николай Свечин

– А это?

– Товары? Заприте ворота, как вы обычно делаете. Тут ведь друг у друга не воруют?

– Всякое бывает.

Азвестопуло бесцеремонно вскрыл несколько мест и забрал коробку табака и мешок кофе.

– Вещественные доказательства, ежели что. Ну, идемте?

Лыков смотрел на отставного писаря и удивлялся. Тот повесил замок на ворота и пошел как ни в чем не бывало к выходу. Вот нервы у человека… Если он станет упираться, придется попотеть.

– Не хотите ни в чем признаться? – спросил сыщик у арестованного.

– Нет. Послушаю сначала, что вы мне скажете. Шпионы! Ишь чего удумали. Была бы шея, а хомут найдется?

– Пока вспоминайте вашу службу в Одесском морском батальоне.

Спиридон даже остановился от неожиданности.

– В Одесском батальоне? Это вы там измену нашли?

– Со всей очевидностью.

Дальше грек шел молча, обдумывая услышанное. Он что-то бормотал себе под нос и был явно озадачен.

Когда троица вышла наружу, там их уже поджидали. Четыре хлопца в фартуках стояли возле пролетки, пятый держал под уздцы лошадь.

– Саввич, что за пацюки? – спросил рослый парень с топором за поясом. – Ромику карманы растрясли, так он за подмогой побёг. Ты…

Лыков шагнул вперед, махнул руками, словно хотел хлопнуть в ладоши. Два оборванца повалились навзничь, включая оратора. Третий занес кистень, но ударить не успел: Азвестопуло заехал ему сапогом в пах. Четвертого коллежский советник схватил уже на отходе, дал в ухо и бросил. Пятый, что держал лошадь, успел удрать.

– Садитесь, едем, – приказал Алексей Николаевич Фанариоти. Тот стоял и наблюдал расправу, не вмешиваясь. Пальцем не пошевельнул, чтобы помочь своим защитникам.

К удивлению Фанариоти, сыщики доставили его не в полицию, а в гостиницу «Лондонская». В номере Лыкова прошел первый допрос. Алексей Николаевич положил перед контрабандистом копию доклада о минных полях.

– Ваша рука? Помните этот документ?

– Моя. Помню.

– Когда вы переписывали доклад, кто-нибудь интересовался его содержанием? Из тех, кому не положено.

– Так вы об этом меня пытать собрались?

– Ну не о контрабанде же. Повторяю: подземные ваши грешки нас не волнуют.

– Уф…

Спиридон распрямился, расправил плечи.

– Напугали. Я-то думал, для отвода глаз туман пускаете. В полицию не повезли, значит, будете взятку вымогать. А вы и впрямь про батальон.

Лыков молча смотрел на допрашиваемого, ждал, когда тот успокоится.

– Так, – подобрался Фанариоти. – Доклад помню, меня с ним торопили. А в чем вопрос?

– Из плана, который прилагался к докладу, пропал первый лист.

Контрабандист не понял:

– Ну и что?

– Мы обнаружили его в письме германского агента в Петербурге.

– В Петербурге? Но я там не был ни разу!

– Ты, может, и не был, – взъелся Азвестопуло. – Но какие-то шпионы выкрали доклад, скопировали и отослали в Германию.

– Да вы смеетесь!

Увидев, что сыщики не шутят, контрабандист смутился:

– Вы правда думаете, что это я лист вырвал?

– Допускаем, – ответил Сергей. – Чем ты хуже других, торговец халвой? Мог? Вполне. Вдруг тебя купили. Давай вспоминай: как составлялся доклад, кто проявлял к нему интерес, где могли его переписать или вырвать листы из плана?

– Столько времени прошло… Приказал мне подполковник Стаматьев. Исходные данные принес Рыжак. Вы с ними говорили уже?

– С Рыжаком говорили.

– Вот. Промеры делали мы, и буйки ставили тоже мы. А координаты наносили офицеры флота. Сам я, понятно, в ялике не плавал, мое занятие писарское. Но знаю от других, что мерили все утречком, в тумане, и держали в секрете. Матросам говорили, что будут расширять аванпорт и строить дополнительный брекватер [67]. Для этого-де и промеры.

– Люди верили?

– Да людям было все равно. В штабе батальона, конечно, обсуждали в открытую. Поэтому лично я знал цель работ.

– Насколько точно знали? – поинтересовался Лыков. – Ну-ка сформулируйте.

– Флот должен был поставить минные ловушки в Днепрово-Бугском лимане. Сразу как будет объявлена военная кампания. А так как я контрабандист, мне, конечно, было до крайности интересно. Вдруг мои товарищи на эти мины налетят? И я… Сделал копию, если честно.

Сыщики некоторое время молчали. Вот так новость!

– Куда ты ее дел? – перешел на ты коллежский советник.

– Дома валяется.

– Показывал кому-нибудь?

– Да так… Пару раз.

– Дурень! – взорвался Алексей Николаевич. – За контрабанду, да впервые, тебе дадут восемь месяцев тюрьмы. А за шпионаж – восемь лет!

– Какой же тут шпионаж! Я своим родственникам показал, из Аккермана. Дяде Жоре и его сыну. А второй раз – соседу по карьерному участку.

– Двоеглазову? – вскричал Сергей.

– Которому? Из штаба округа, что ли, капитану?

– Да. Ему? Ну, признавайся!

Фанариоти ошалел:

– Да нет же, соседу, он тоже контрабандист, Колька Горобчик. Такой, знаете, мелкий, шкиля макаронная.

Лыков привычно бросил просительный взгляд на помощника. Тот перевел:

– Горобчик – значит воробей. А шкиля макаронная – тощий.

– Фамилия твоему воробью как? – наседал коллежский советник.

– Кондогеорги.

– Он интересовался планом минных заграждений?

– Да всякий заинтересуется, кто по морю плавает. Вдруг набросают мин? Жить-то охота.

– Горобчик делал копии или выписки?

– Нет, – открестился Фанариоти. – Так, поговорили, я показал бумаги. Выпили метаксы. Я захмелел и пообещал в случае войны пролезть обратно в свой батальон. И разузнать для братьев-шмуглеров про обходные фарватеры. Херый был, нес всякий мишигас.

– И все? Больше никому не рассказывал и не показывал?

– Ей-богу, никому.

– Где копия, что ты сделал?

– Говорю же: дома валяется.

– Поедешь с Сергеем Маноловичем, когда мы закончим, и отдашь ему.

– Слушаюсь.

Фанариоти перевел дух и спросил:

– Что мне будет?

– За то, что скопировал секретный документ? Я бы тебя в Сибирь укатал, будь моя воля. Писарь чертов! Разве можно так поступать?